понедельник, 17 августа 2009 г.

ДАР ТАЙНОСЛЫШАНЬЯ ТЯЖЕЛЫЙ: двойной портрет в интерьере восьмидесятых

Мыслящий Павловский это хорошая, талантливая пародия на мыслящего Гефтера. Достойный диалог, где нет учителя и ученика, где два равных в органическом взаимопроникновении разнящихся сутью. То, что у Гефтера занимает 62 страницы, у Павловского может занять 62 года.

Непересечением времени, затрачиваемого Глебом на усвоение и продумывание факта жизни, с пространством воплощаемой жизни Михаилом Яковлевичем, знаменуется непоправимый разрыв в их понимании и делании истории. Когда для Глеба история явление биографии, а Гефтер сам явление истории.

Я неловко выражаюсь, не зная, как передать своё чувство и понимание. Я не владею языком, на котором общаются один и другой с миром, мне недостает образования и памяти. - Я лишь владею языком, на котором мы втроем общаемся друг с другом. Языком любви.

Павловский всегда маленький Гефтер, пока не догадается и не отряхнет свою сделанную судьбу и не вернется в судьбу явленную изначальную, где он не парадирует, а первичен в мыслительном потоке, где он пространственно самостоит, самодостаточен и время уплотнено.

Сегодняшнее время (конец восьмидесятых) - время Быстриных, а должно бы быть временем Павловских. Да где их набрать, столько гениальных Глебов?

Быстрины движимы "вживанием в предмет пристрастия". Павловский движим интересом к предмету, пока предмет, с его точки зрения, жив. - А предмет его интереса определен им самим еще в 1971 году: - это "загадка истории", проблема вечно живая и полифоничная. Замах у Глеба - что надо, но есть то, что тормозит продвижение и по горизонтали, и по вертикали - это саморазрушающая ирония. Этакий стоп кран на спирали вознесения к цели - вопрос, кто навесил пломбу (а всегда навешивают), неправильный вопрос, да кто угодно! Глеб все равно сорвет, потому что не признаёт безвыходных ситуаций - он ведь никуда не прорывается, знает, где дверь и как повернуть ручку, иногда поворачивает - и переступает порог. Потому, что Глеб с гениальными завихрениями, а не гений - это гении герметичны в том смысле, что ограничены самими собой - своими философиями, методологиями, школами. То есть гений ограничен продуктом своей деятельности. И в пределах этого ограничения - бессмертен. Вот Гефтер - это нормальный гений.

У Глеба наблюдается пробуксовка мысли от нехватки энергии, от ее прикладного назначения. Мысль разветвляется энергетически и требует финансирования - для дальнейшей материализации.

Мысль Гефтера графична, уплотнена и реализуется по иным законам, она создает живую ткань жизни, длящийся поток мысли, она революционна, как поэзия. И она не нуждается в поддержке материального, разве что материальным будем считать человека, в котором Гефтер нуждается, и очень! Глеб оказался именно тем самым "материальным", увы, (Потому "увы", что Глеб не инструмент, он целен и самодостаточен. Это все равно, что микроскопом забивать гвозди, для этого есть иныеL).

Мысль Павловского родит государство. Растит граждан. Мысль Гефтера философию. И воспитывает учеников.

Глеб это пластика "мокрой акварели". Растекание по листу, больная энергетика речи. Мыслительный невротизм Глеба заразен для мыслительного здоровья Гефтера. Их диалог ни хорош, ни плох - он протекает в разных плоскостях, объединяемый сиюминутным фактом, фактом же и разъединяем. Ибо Глеб факты громоздит, анализируя, а М.Я.- анализируя - выводит за пределы своего герметичного пространства, не складируя. Они оба историки настоящие, со вкусом к хрусту времени, - но течение времени их захватывает неодинаково. Или это они его по-разному ощущают. Потому что Глеб востребован и зависим от времени, а Гефтер живёт в вечности?

Гефтер научает, Павловский заманивает и пугает. Ошибка в определении - Глеб не мыслит, он "делает" мысль, в отличие от Михаила Яковлевича, мысли рождающего. Впрочем, рядом с другими "делателями" Павловский вполне мыслитель. Когда не станет Гефтера, Глеб развернется неожиданным образом - он возглавит государство. Он вполне сможет.

Не тому научился способный ученик у гениального учителя. Он играет в кубики.

А надо бы растить душу. Но. "не стреляйте в таперов, они играют, как умеют". Играют, а не создают музыку. Но именно от них зависит, как пойдет праздник. Им его оформлять. Не Гефтеру, увы.

Глеб - замечательный исполнитель. Только кто ему закажет музыку? Когда уйдет Гефтер.

Слишком велики соблазны "жить, а не влачиться". Куда заживет Глеб в новом веке, что уже не за горами? Известно, каков он (Глеб, а не век) - ярмо-то надеть может, а повезет куда захочет. А .куда захочет?

Читаю Гефтера и Павловского - одновременно. Разница ощущается так: Гефтер учит. Павловский - советует. И провоцирует.

Гефтер - метод. Глеб - работа в русле этого метода. Но направление может быть и противоположным "векторному по Гефтеру" Может ли?. Это уж - как нечаянные обстоятельства расположат.

Нет, не мое это дело - думать таким вот образом. Больше и не буду пробовать, потому что состыкуются слова, как зубы во рту у подростка с неправильным прикусом.

Но во мне живёт боль, и булькают смыслы, варится варево пониманий: о чем живут мои любимые, как и чем они полны, что могут сделать для развития нашего общего мира - в котором ни мысль, - вещество жизни их, ни искусство - вещество жизни моей - не являются ценностями с точки зрения мира страшащегося.

Страшащегося увидеть правду жизни и отгораживающегося ленью и страхом, откладывая жизнь, озаренную мыслью и искусством - на потом. И в результате мир утрачивает движение, и вектор вместо развития указывает смерть.

Одесса, февраль,1989г.

P.S.

Не бывает хуже, чем когда кого-то втискивают в образ учителя, или советчика - вроде как не имеет права уже он из него вырваться.

Вот если представить, что Гефтер учил, а не делал, что хотел: он, видящий, слышащий и понимающий, - говорил свои тайные мысли, тайное формулировал вслух, то оказалось бы, что простой душе невыносимо увидеть и принять гефтеровскую гармонию. Воспринять его научения. Простая душа станет кого-то обвинять, всегда - не себя, станет агрессивничать, душа ведь хочет весь мир приобрести, и не думает, что может душу (себя, то есть) при этом потерять. Гефтер же главное до нас доносит - свое главное: хороша душа или плоха, но что-то рождается в ней самим фактом существования души во времени, в каком она очнулась и себя живой ощутила, что-то, что может осознаться как.помеха миру. И если душа такая - ойкнула, Гефтора услышав, то тогда - она не боится уже смерти! А, утрачивая страх смерти, научается думать: отсюда начинается мысль. Вот к этой точке отсчета человеческого в человеке - Гефтер мягко и внимательно подводил всякого, у кого возникал "наклон слуха". Глеб склонился к сути речи Гефтера ближе других.

То, что делает сегодня Павловский, в одиночестве и печалуясь, (Гефтера с 1995года нет близко), можно определить как "озвучивание" мысли, Ходасевич нашел точный способ выразить это:

"Простой душе невыносим

Дар тайнослышанья тяжелый"

Есть уши, с "наклоном слуха" к звукам голосов Гефтера и Павловского. Это такие внятные голоса, которые заранее не имеют ни критериев, ни предметных признаков, по которым можно было бы определить, каким является произносимое - ну, совестливым, что ли? Совестливое говорение вслух тайнослышимого Павловским, (в быту предпочитающим умолчать или и вовсе соврать впрок, на всякий случай), совершенно ясно различимо имеющими уши. Особенно если не забывать, что совесть ясна, но беспредметна. (В смысле положительного определения какого-либо предмета)

Непростой душе Павловского этот дар "тайнослышанья тяжелого", которым в полной мере обладал М.Я. Гефтер - свойственен и выносим.

Москва, май, 2003г.

Комментариев нет:

Отправить комментарий